Сад-библиотека-кухня

"шиповник"
варианты перевода:
Hagebutte или Heckenrose

Или хроники одного воскресного утра.

Начну издалека.

Сад

Жил-был во Франконии (это сейчас Свободная земля Бавария в Германии), а точнее в Нюрнберге, ботаник, фармацевт, химик, садовод и издатель, по имени Базиль Беслер, Basilius Besler, прославившийся благодаря одной книге (которую я получила в подарок от Ка и Ми и сегодня за завтраком листала, чтобы найти шиповник, чтобы объяснить мужу, что это не томат)) - труду Hortus Eystettensis, признанному сокровищем ботанической литературы.

А началось всё с того, что у аптекаря Базиля из Нюрнберга имелся собственный ботанический сад с коллекцией "природных образцов". И вот, в конце 16 века (или когда в Москве Борис Годунов правит) епископ немецкого города Айхштетт назначил этого садовода-любителя Базиля смотрителем ботанического сада, не аптекарского, а “бастионного” - в своём оборонительном замке. Растения из сада Айхтетта послужили материалом для создания описания в книге Hortus Eystettensis, работа над которой была поручена садоводу-аптекарю.

В книге в общей сложности на 850 страницах описано 1084 растений и проиллюстрировано “в полный рост” (!) 367 гравюрами. Базиль не был ботаником, ему дали соавтора (Людвиг Юнгерман). Книга эта теперь не только моя настольная (лежит сейчас на столе под букетиком из белой розы и веточки с шиповником), но и считается одним из величайших сокровищ ботанической литературы.

Кухня

Воскресное утро, спешить некуда. Перед тем, как приступить к приготовлению завтрака (ещё не открыв глаза и в положении лёжа) спрашиваю мужа: "Какой завтрак желаешь сегодня: французский, английский, американский или немецкий?" (русский не предлагала, ведь могла бы, казалось бы)))

Муж: "?!?"
Пауза.
"Французский - это как?"
Отвечаю про круасон, мармелад и кофе с молоком (я так себе французский завтрак в моём домохозяйстве представляю).
"Английский?"
С колбаской (вспоминаю, как завтракали в Лондоне).
"Американский?"
Глазунья, sunny-side up, с беконом (вспоминаю Лас-Вегас)).

Муж: "Немецкий, с болтуньей!" - я и не сомневалась)).

Позавтракали, наслаждаясь тишиной и в раздумьях (я - о чуме и как дальше готовить вкусно и разнообразно, но не часто заходить в магазины). В конце задала вопрос моему немногословному собеседнику - хороши ли цветы, что украшают наш стол? Он опять назвал плоды шиповника (а он круглый и красный, да) помидорами. Вздохула, сказала, что это дикой розы плоды и предъявила пред очи его одно из величайших сокровищ ботанической литературы (см. выше).

Библиотека

Впечатлённо полистали, допили кофе. Разошлись по своим читальням.

Я задалась мыслью: насколько известна эта замечательно иллюстрированная книга 1613 года в России. Нашла упоминание её в одной современной книге "Битвы за еду и войны культур: Тайные двигатели истории" американца Тома Нилона (2016, переведена на русский).

Понравилось оглавление рисованное и сервировка стола на картине (на развороте - и там есть дверь!)

Что там нашлось помимо одного упоминания той самой книги, рассматриваемой в завершении сегодняшнего воскресного, немецкого завтрака - некоторые абзацы в картинках (или как сейчас принято говорить: в карусели))

Смотрите - там про ерунду, про чуму, майонез (вчера делалалалала), немецкую великую поваренную книгу и всётакоэ.

А теперь проверка: дочитает ли кто и найдёт ли в двух картинках замечательное (подсказка: ми-ми-ми (цветное) на каждого за столом)))

Конспект

«вокруг происхождения новых блюд рождались затейливые истории. Повара, подчас не имевшие даже смутного представления о правде, придумывали их спустя годы и давали при этом волю фантазии, в итоге очередное кулинарное изобретение нередко описывалось как счастливая случайность...»

Итак, начнём с упоминания Басиля Беслера и книги Hortus Eystettensis (Сад в Айхштадте), (1613) – тот самый «самый выдающийся ботанический труд всех времён» и по времени немного ранней

великой немецкой книги Ein new Kochbuch («Новая поваренная книга»), написанной Марксом Румпольтом в 1581 году, вкупе с признанием того, что «У мемуаристов и историков типа Сэмюэла Пипса (1633–1703) или Джона Эвелина (1620–1706) иногда встречаются ценные сведения о том, чем питались они сами и их современники, а также сообщения об открытии новых ресторанов, но даже эти источники не дают полной картины того, какую пищу ели люди и что она для них значила...»

XVI век «знаменуется странным смешением книг о диетах, лечебном питании и различных гастрономических секретах».

Мне нравится заключённый в старинных книгах посыл – мир можно постичь, путешествуя, наблюдая и систематизируя его феномены, ведь не спроста он «оказал колоссальное влияние на развитие науки и просвещения в Европе XVIII века. Две наиболее популярные книги жанра: «Секреты преподобного мастера Алексиса из Пьемонта» Жироламо Рушелли впервые опубликованная в Италии в 1555 году (во Франции в 1557-м, в Англии в 1558-м) и на протяжении двухсот лет многократно перепечатываемая, и книга секретов французского аптекаря и предсказателя Мишеля Нострадамуса, также опубликованная в 1555 году в Лионе. До того, как Нострадамус стал знаменитым предсказателем, он собирал рецепты для книги секретов. В ней был целый раздел о джемах и желе, среди которых упоминается до смешного сложный экзотический джем, чей восхитительный вкус мог заставить женщину немедленно в вас влюбиться. Популярность книг секретов была столь велика, что потребовалось время, чтобы разграничить кулинарию и общие секреты, а это в свою очередь не позволяет определить, что именно было наиболее насущной проблемой в Европе XVI века – еда или медицина».

Импонирует мнение автора о том, что «пробелы и противоречия здравому смыслу заставили меня обратиться к другим редким историческим книгам», так как популярный автор-француз Дюма «осознавал, что в истории кулинарии есть белые пятна, и стремился заполнить их, но делал это, главным образом, повторяя разного рода нелепости, возникшие на месте реальной истории, пусть даже эти нелепости и развлекали читателя» - это и про экскурсоводческие нелепости наших дней тоже!..

«История с её войнами, открытиями и ужасами вводила нас в заблуждение, подобно фокуснику, по воле которого монеты то исчезают, то появляются вновь, и в критические моменты мы теряли способность следить за пищей. Как будто в том, чтобы говорить о ежедневном наполнении наших желудков, было что-то неприличное. Записывались любые сведения, кроме этих, а счастливое возвращение к теме случалось, лишь если речь заходила о снабжении армии или наступлении голода. О том, что ели на завтрак, обед и ужин, когда обстоятельства были не столь жёсткими, нам остаётся только гадать».