Детство Гейне в Дюссельдорфе
/Предисловие
Тут меня один пятилетний мальчик (житель Дюссельдорфа и экскурсант с пятилетним стажем) спросил: “А почему ты всегда проводишь экскурсии?” и предложил: “Давай, я проведу для тебя экскурсию!”. В конце этого дня и по дороге домой он с настоящим восторгом сказал: “В каком красивом городе мы живём, да?!” Я очень рада за него, настоящего дюссельдорфца, артистичного и романтичного, интересующегося фотографией, любящего пикники. В пятницу он с родными гуляет по ботаническому саду, в субботу с родителями и друзьями проводит вечер на берегу Рейна, а в воскресенье в его честь устраивается праздник в долине реки Дюссель с всемирно известным названием Неандерталь. Можно позавидовать, правда!
А так кая я и детей люблю, и Дюссельдорф, много думаю о них (о любимых) - тогда даже в детство Гарри из Дюссельдорфа хочется подробнее заглянуть, рассмотреть, каково же это, родиться здесь и вырасти в окружении рейнских традиций?
“…Рейн принадлежит мне. Да, мне принадлежит он по неотъемлемому праву рождения, - я вольный сын свободного Рейна, но я ещё свободнее, чем он; на его берегу стояла моя колыбель, и я отнюдь не считаю, что Рейн должен принадлежать кому-то другому, а не детям его берегов”.
Читаю “Генрих Гейне. Его жизнь и литературная деятельность” (1895 - Биографический очерк П. И. Вейнберга, по материалом чего сделан этот пост) и думаю о родителях, книгах, школе и местном окружении, влияющих на судьбу подрастающего ребёнка.
Семья
В душе отца, по очень меткому и образному выражению сына, "было вечное ярмарочное увеселение". В ранней молодости провиантмейстер или комиссар в свите принца Кумберландского (впоследствии короля Ганноверского), он проникся на этой службе любовью к солдатскому сословию, "или, вернее, к игре в солдаты, - склонность к той весёлой праздной жизни, в которой золотая мишура и яркие тряпки скрывают внутреннюю пустоту и упоенное тщеславие может выдавать себя за мужество"; парады, ловко скроенный мундир, звяканье шпор - вот что составляет предмет восхищения отца Генриха Гейне, и эти наклонности он продолжает сохранять и тогда, когда уже был скромным дюссельдорфским купцом, торгующим мануфактурными товарами. И лучше всего это можно делать в Дюссельдорфе, став “стрелком”!
А вот ещё родной мальчику Гарри Гейне человек - дядя по матери, Симон Гельдерн, большой чудак во внешних проявлениях, с наружностью, вызывавшею даже непочтительный смех, но с прекраснейшим и благороднейшим сердцем. Бывший воспитанник коллегии иезуитов, где он окончил курс так называемых гуманитарных наук, страстный библиоман, плохой автор политических статей, живо интересующийся всеми современными вопросами, этот человек старался сообщать племяннику свои знания и прививать свои вкусы, дарил ему прекрасные книги, отдавал в его распоряжение свою библиотеку, богатую классическими сочинениями и важными современными брошюрами, и всем этим, как прямо заявлял впоследствии Гейне, оказывал большое влияние на его развитие.
Книги
"Дон Кихот" и "Путешествия Гулливера" - детские книги дюссельдорфского романтического поэта. (Дона К. описал он сам в "Путевых картинах" - то впечатление, производившееся на него бессмертным творением Сервантеса). Общение с "Дон Кихотом" не ограничилось у Гейне детским возрастом; книгу эту неоднократно читал, повзрослев с ней. Что касается "Путешествий Гулливера", то чтению их маленьким Гейне, конечно, нельзя не придать большого значения в жизни того, кому тоже суждено было сделаться одним из гениальнейших сатириков. В творении Свифта двенадцатилетнего Генриха главным образом занимала судьба великана, присутствие которого внушало столько страха и опасений карликам-лилипутам, и, если верить Гейне, в этой судьбе он (думается, позже) усматривал сходство с отношениями Европы и Наполеона I, - отношениями, разыгрывавшимися на глазах будущего поэта в пору его ранней молодости.
Дом
«Ноев ковчег» - так называл Гейне старый дом, доставшемся Симону Гельдерну от его отца, деда Генриха Гейне; чердак этого дома представлял собою склад всевозможного домашнего хлама: разных глобусов, колб и реторт, свидетельствовавших об астрологических и алхимических занятиях прежнего домовладельца, книг медицинского, философского и каббалистического содержания. Здесь проводил целые часы будущий романтик, в этой обстановке все "представлялось ему облитым фантастическими лучами", и в далёкие, неведомые пространства устремлялось его богатое воображение, когда в этой таинственной пыли находил он такие вещи, как, например, записная книжка одного из его предков по матери - весьма загадочного человека, странствовавшего по всему свету, преимущественно по Востоку, бывшего и набожным пилигримом, и предводителем бедуинского племени, и чем-то вроде чернокнижника (Записная книжка этого предка, большей частью была написана арабскими, сирийскими и коптскими буквами).
"Я так глубоко погружался в его странствия и приключения, моя юношеская фантазия до такой степени занималась им и ночью, что я совершенно сжился с ним, и по временам, среди бела дня, охватывало меня неприятное, тревожное чувство, и мне казалось, будто я сам - мой покойный дед, и моя жизнь есть только продолжение жизни его, давно умершего!.. Ночью то же самое отражалось ретроспективно в моих сновидениях. Жизнь моя походила в ту пору на большую газету, где в верхней части страницы помещалось настоящее, все события и происшествия дня, между тем как в нижней фантастически, непрерывными ночными грезами, точно ряд фельетонов-романов, давало себя знать поэтическое прошедшее..."
(Генрих Гейне)
Школа
В Дюссельдорфском лицее, где Гейне получил свое первое образование, читались для старших классов лекции философии, и профессор Шалмейер, хотя и почтенный католический священник, излагал, однако, своим юным слушателям все системы самых свободных греческих мыслителей.
С необыкновенно метким, чисто гейневским остроумием изобразил нам сам поэт свое первоначальное обучение; в брызжущей поразительным юмором панораме проходят здесь перед нами эти римские короли, хронология, имена существительные на im, неправильные глаголы, "отличающиеся от правильных тем, что за них больше секут", греческий язык, это "изобретение дьявола", доставлявшее поэту такие муки, "которые известны только Богу", еврейский язык, немецкая грамматика - "тоже не детская игрушка, потому что бедным немцам, достаточно уже мучимым разными военными постоями, повинностями, личными налогами и всевозможными податями, приходится еще возиться с учебником Аделунга и хлопотать о винительном и дательном падежах", география, которой очень трудно было учиться, потому что "в то время французы перекраивали все границы", мифология, не стоившая юному Гарри большого труда, ибо он "ужасно любил этих голых богов, которые так весело управляли вселенною", - все то, одним словом, чем набивали голову этого необычайно развитого и необычайно впечатлительного мальчика, наряду с сотнями других детских голов.
Франция родная?
Не менее важности придает он и тому обстоятельству, что родился в конце скептического восемнадцатого столетия и в том городе, где в пору его детства господствовали не только французы, то есть Наполеон, но и французский дух, - и в одном месте своих сочинений опять называет себя "отчасти сыном французской философии..."
Период детства и первых годов юношества Гейне был периодом «полнейшего позора и политического падения» Германии. Вместе с большею частью Европы и она, в лице "Рейнского союза", “бессильно отдалась железной власти Наполеона”; герцогство Юлих-Бергское, где главным городом был Дюссельдорф, тоже “не избежало этой участи”.
Этот факт (или же “участь”?) оказался полезным Гейне: с точки зрения французских официальных инстанций он - француз, то есть: эмигрантом не являлся, поскольку в год его рождения Дюссельдорф находился под французской юрисдикцией. В результате этого поэт был освобожден властями от специальных формальностей для узаконения его постоянного проживания во Франции.
Подпись: Гарри Гейне - в изящной виньетке отроческое стихотворение 1813 года (Факсимиле из книги)
Влюблённость
В "Путевых картинах" поэт упоминает о какой-то маленькой девочке, которую он любил, как видно, еще в совсем детские годы, и этой маленькой, “полуреальной” Веронике мы обязаны несколькими удивительно поэтическими строками, которые имеют притом и историко-литературное значение….
Еще сильнее веет "романтизмом" вторая любовь поэта, уже пятнадцатилетнего - по крайней мере в том виде, в каком он изобразил ее впоследствии в своих "Мемуарах". Предмет этой любви - дочь палача Йозефа, "Красная Зефхен", как звали ее, потому что волосы ее были "красные, как кровь, красные", удивительная, судя по описанию Гейне, красавица, у которой "каждое движение обнаруживало ритмы ее тела, даже музыку души". Зефхен знала много народных песен и, по заявлению Гейне, поселила в нем, может быть, склонность к этому роду поэзии, - то есть к тому роду, в котором он с первых же шагов своих на литературном поприще заявил себя таким великим мастером. Да и вообще эта девушка, как свидетельствует он же, имела "величайшее влияние" на пробуждение его поэтического дарования, "вследствие чего, - считал сам Гейне, - мои первые стихотворения, "Traumbilder", написанные вскоре после того, отличаются мрачным и жестоким колоритом, подобно обстоятельствам, накидывавшим в ту пору свои багровые тени на мою молодую жизнь и мыслительную деятельность". Он целовал эту девушку "не только по нежной склонности, но также вследствие насмешливого отношения к старому обществу и всем его темным предрассудкам"; достаточною натяжкою и искусственностью звучат слова его о том, что эти поцелуи впервые зажгли в нем "пламя тех двух страстей, которым осталась посвященною вся последующая жизнь его: любовь к красивым женщинам и любовь к французской революции". И, рано начав влюбляться, он очень рано стал и писать стихи, о достоинстве которых, однако, мы судить не можем, так как ни одно из первых произведений не дошло до нас. Но не одна любовь вызывала эти поэтические излияния.
Рейн
Несомненно, что в данном случае сыграли важную роль и местные условия того края, где прошли первые детские годы Гейне, эти цветущие берега Рейна, эта, по его словам, "прелестная страна, полная любви и солнечного света". Сидя ребенком на берегах "голубой реки, в зеркале которой отражаются гористые берега со своими развалинами замков, лесами и древними городами" (маленький Гарри слушал рассказы какой-то "прекрасной Иоганны", которая знала "самые прелестные сказки".
"...И когда она, - рассказывает Гейне в "Путевых картинах", - указывала белою рукою через окошко на берег, где происходило все, о чем она рассказывала, то со мной самим совершалось что-то волшебное: старые рыцари явственно вставали из развалин замков и били друг друга в железную броню; Лорелея снова стояла на вершине горы и пела свою милую, губительную песню; Рейн шумел так умно-успокоительно и в то же время обдавая такою чудною дрожью..."
Послушать ещё о детстве мальчика Гарри из Дюссельдорфа хотите? как аудио-книгу (Лев Копелев - Поэт с берегов Рейна. Жизнь и страдания Генриха Гейне) - а я в продолжение этих заметок о детских годах Гейне в Дюссельдорфе, впечатлённая детскими впечатлениями новых настоящих дюссельдорфцев, которые живут красиво и счастливо на Рейне, напишу свои мысли про то, как это отразилось в его творчестве.
