Альбом 2019*10 (октябрь)
/Ибо известно, что между бытием и небытием вмещается всё познаваемое,
и отсюда должны возникать откровения созерцаний…
В. Г. Короленко, «Необходимость», 1898 г.
Опять к вопросу: зачем я трачу время на эти “альбомы” - уже и первая (а затем вторая и третья) неделя октября закончилась, а сентябрь ещё больше уходил в "небытие" (назову это условно "Была не была")) - не было больше сил - да и времени тоже - вспоминать и дополнять (а ведь записи делаю, чтобы потом вспомнить-перечитать-пересмотреть), путаясь в фотографиях, поэтому прошлось оставлять сентябрь “как есть” (или: почти как было)) - в памяти компьютерной остались фото-моменты, не уместившиеся в альбом.
Зная про некий "парадокс наличия абсолютного отсутствия" - и в чём заключается сложность осмысления «небытия»: раз небытие — это отсутствие (в памяти моей, к примеру), однако описание самого отсутствия должно опираться на какие-то признаки (фотографии же есть, где-то в компьютерной "памяти" - опять же, к примеру)), а наличие признаков, говорят, обуславливает наличие объекта описания.
И раз уж философы научные труды уже пишут на тему "Небытие как виртуальное основание бытия" (да, меня и такое отвлекает))), что же я, на самом деле, не могу месяц жизни (своей же) за неделю в запись оформить?!? Не могу(
Короче, спасибо виртуальному основанию моего бытия здесь и вообще.
На этом сайте я стараюсь рассказывать про рабочие моменты (для личного у меня есть другие каналы), но и личное восприятие в моей работе играет большую роль (и в каждой экскурсии много зависит не только от личности, настроения, интересов рассказчика). Поэтому я записываю в "дневник экскурсовода" раз за разом (и прилагаю фото-документацию) хотя бы раз в месяц. Получается коллаж, который мне самой много потом выдаёт.
Возвращаюсь с работы, осмысляю пережитое, увиденное по дороге (сравниваю с тем, что смогли увидеть экскурсанты, а я показать) - записываю, если не за рулём, а в общественном транспорте или в перерывах.
Например:(не Дюссельдорф)
(да, я не только в Дюссельдорфе толкую)
Уверена, что не каждый догадается, что это за угол и камни (подсказка: стена и угол большого здания) - я не про материал, а про постройку, не смотря на то, что множество людей "видели" и стояли рядом...
А я смотрю вот так, детально. Это меня интересует. Притягивает. Наверное, потому что я люблю камни - это космос.
*Знаете, κόσμος — понятие древнегреческой философии и культуры, представление о природном мире как о пластически упорядоченном гармоническом целом, в античности в понятии «космос» соединяли две функции — упорядочивающую и эстетическую. А изначально термин «космос» употреблялся для обозначения «наряда», «украшения», «воинского строя» и т.п. Короче: красиво (и стройно))
(не знаете? А, наверное и не надо…)))
Погода уже в первые октябрьские дни выводит меня из равновесия. Пытаюсь от этого избавиться, наверное, нормализировать настроение (ну, не хандрить) фотографиями, философией и чтением. И вот что нашлось (расфилософствовавшись про "каменный космос"):
Король Фридрих Вильгельм III Прусский "был лично расположен к Гумбольдту, дорожил его обществом и в 1826 году он пригласил своего учёного друга переселиться поближе, в «туманный Берлин»".
Александр Гумбольд сопровождал короля в поездках по Европе и занимался популяризации науки. У него был цикл бесплатных публичных лекций (61 лекция в Берлинском университете и 16 лекций в Певческой (!) академии. Эти лекции «О физическом мироописании» послужили основой для будущего научно-популярного сочинения Гумбольдта «Космос».
Так меня лично эта информация после экскурсии "через силу" - под дождём (да, я продрогла и промокла(( служит каким-то утешением (отвечает мне на вопрос: зачем я это делаю?) и намекает, что надо уже от "мироописания" переходить к серьёзным сочинениям))) Фото из моей категории «Космос» прилагаются.
Продолжая же тему (не дождя, а космоса - в чтении об универсальном "космическом" Гумбольде):
Герцен описывает в «Былом и думах» визит Гумбольдта в Московский университет так:
"…Приём Гумбольдта в Москве и в университете было дело нешуточное... От сеней до залы общества естествоиспытателей везде были приготовлены засады: тут ректор, там декан, тут начинающий профессор, там ветеран, оканчивающий своё поприще и именно потому говорящий очень медленно, — каждый приветствовал его по-латыни, по-немецки, по-французски, и всё это в этих страшных каменных трубах, называемых коридорами, в которых нельзя остановиться на минуту, чтоб не простудиться на месяц. Гумбольдт всё слушал без шляпы и на всё отвечал — я уверен, что все дикие, у которых он был, краснокожие и медного цвета, сделали ему меньше неприятностей, чем московский приём.
Когда он дошёл до залы и уселся, тогда надобно было встать. ...Гумбольдту хотелось потолковать о наблюдениях над магнитной стрелкой, сличить свои метеорологические заметки на Урале с московскими — вместо этого ректор пошёл ему показывать что-то сплетённое из высочайших волос Петра I…"
Каждый раз долго обдумываю до и после, пишу записки себе и всем участникам прогулок, приходится осознавать, что в очередной раз было незабываемо и готовить дополнительные материалы к этим прогулкам и думать, как развлечь прогульщиков - тех, кто на них не был, а только собирался.
Мелочи жизни
Чайник поцеловал бортик палисадника (10.10.): забрала из музея свой чайник, спешила между хлопотами-делами-работами. У дома стукнула (в досаде из-за посторонней неприятности) пакетом с моей радостью дня об стенку. Разбила. Разбитого не склеить( опечалена, хотя знаю: это мелочь и даже глупость!
В процессе чтения одной книги поняла, что чайник мой разбитый был в стиле Суетина.
Николай Суетин. Проект росписи стены столовой губпродкома (губернского продовольственного комитета). 1921. Витебск. Фрагмент. Бумага, акварель, гуашь, карандаш. Музей Людвига, Кельн. © Museum Ludwig, Köln
Дочь Николая Суетина:
"...Весь мир сейчас на этом живет. Когда я в первый раз попала в Нью-Йорк с его стеклянными небоскребами, я как будто попала в мир Малевича. У нас, к сожалению, еще не все это не понимают, ведущие петербургские архитекторы говорят: «Малевич? Это же давно устарело!», — а я отвечаю: «Дорогой, мне тебя очень жалко!» На выставках я не вижу ничего нового, что перевернуло бы тот пласт, который был создан супрематистами. Нового еще ничего не создано.
Когда я попала в Лондон... Есть такая архитектор Заха Хадид, в 2012-м или 2013 году я получила от нее личное приглашение. Я и познакомилась-то с ней потому, что она продекларировала, что в основе ее архитектуры лежит Малевич, что она его последовательница. Если бы мне было лет на двадцать меньше, я бы с удовольствием с ней поработала и пообщалась. Но тогда этого не было, однако мне было очень интересно увидеть вживую, как там работают архитекторы. Я месяц у нее проработала. У нее был длинный стол, метров десять в длину и полтора в ширину, и вдоль стола сидели сотрудники, у каждого был компьютер, и меня тоже посадили в этот ряд. Мы общались, они рассказывали мне, как происходит работа. Это не наше раздолье, когда у каждого свое рабочее место.
... я оставила Хадид книгу о папе, и она прислала мне письмо с благодарностью и подарила каталог..."
(из интервью artguide.com)
А вот из биографии русского поэта, написанной по-немецки (читаю в переводе на русский):
"В лагере ему приходилось слышать «мат», грубую русскую ругань — язык, отстоящий от сонетов Петрарки на космическое расстояние".
Автор биографии Осипа Мандельштама (Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография. / Пер. с нем. Константина Азадовского. — М.: Академический проект, 2005) — швейцарский поэт, переводчик, эссеист Ральф Дутли. "Эта книга является своеобразным итогом его многолетних трудов по полному переводу на немецкий язык и исследованию творчества Мандельштама".
Фото мои, стрит-арт по дороге очень подходяще и многозначительно попался в объектив.
В университетском корпусе одном интересное - на стенах (Roy Lichtenstein, Brushstroke, 1970), на полу (деревянном) и за окном (шифер!).
Это я, пока муж преподаёт, разгуливаю (до библиотеки и обратно).
В кафе зашла, экслибрис - на тарелке и в чашке кофе - так кафе называется при библиотеке, там цены по-студенчески гуманные и по-настоящему вкусно!
Но не хлебом, как известно, единым… Даже если это бретцельный хлеб и с салями. Я читать пошла.
В библиотеке университетской читала первый исторический сборник Дюссельдорфа, а там - родословная Генриха Гейне вторая статья (после вступительной), написанная дюссельдорфским раввином! Интересно о матери и родословной Гейне.
Вот так я собираю материалы для экскурсий (и для путеводителя тоже). А там имена, которые я все “не обошла своим профессиональным вниманием…
Это всё углубляет познания. Для экскурсий тоже важно, я считаю.
Пахнут запахом медвяным
Бесконечные поля.
Дымом синим, паром пьяным
Испаряется земля.
Сердце бешеное бьется.
В горле сладостный комок.
А над полем вьётся, вьётся
Еле видимый дымок!
Вот откос знакомой крыши.
Дорогой и милый дом…
из стихов поэта-эммигранта Дон-Аминадо (1935)
Дома
Купила на три евро оранжевый репейник, зелёную хризантему и красное с зелёной точкой посередине. В садике срезала оранжевую розу, зелёную гортензию и шалфей. Не подбирала. Само в вазу напросилось.
(синий фон - ковёр, голубизна от стеклянного столика)
В букете использован «рыжий репейник» - Сафлор красильный, американский шафран, дикий шафран, красильный чертополох (лат. Cárthamus tinctórius) — однолетнее растение; вид рода Сафлор семейства Астровые(!)
"Настоящая мудрость приходит к человеку, когда, завидев прекрасное, он не бросается к нему, а собирает друзей и показывает. Тогда прекрасное само приходит к нему, как к хозяину своему и другу, и свободно садится со всеми за стол" (Пришвин)
Оранжевая роза всё цветёт, чем радует. И дополняет хризантему, георгины и репейник.
Гости заходили - полежать на овечьем ковре и посмотреть с этой напольной перспективы на искусство в стиле оп-арт.
Эти славные дети (в сентябре побывавшие на трёх! экскурсиях, пропустили с родителями обе две октябрьские дождливые - 3:2 в пользу сентября)) гуляли потом с родителями и мной по Неандертали.
Не дома
На деревенской экскурс-прогулке (напомню-не забуду) под дождём в палисаднике одного забавного деда (нос картошкой, разговорчивый) увидела куст с яркими "косами". Не знала (а зря, как оказалось), что за чудо такое. Спросила. Он - мне: "Так это же Лисий хвост!" Лииисий?Хвооост?
Перепроверила: да, он Амарант хвостатый - однолетнее травянистое растение, достигающее в высоту полтора метра. Цветки мелкие, собраны в метельчатые соцветия, которые растут от верхушки стебля, ветвятся и постепенно поникают под собственным весом...
Амарант хвостатый (семейство амарантовых), или неувядающий цветок свое второе название получил за то, что действительно никогда не увядает. В высушенном виде его соцветия могут всю зиму стоять в вазе.
У древних греков амарант служил эмблемой бессмертия. Декоративная форма амаранта была завезена в Европу из Ост-Индии в 1596 году. Он настолько всех поразил своим горделивым и роскошным нарядом, что в 1653 году шведская королева Христина основала орден кавалеров Амаранта.
Делюсь, вдруг кто-то ещё (как я) не знал. Так примерно я постоянно пополняю свою копилку знаний о ботанике.
И да:) после мокро-праздничного (и напрягшего) воскресенья была вознаграждена и улыбалась (и погода была однозначно лучше!): мне король с королевой повстречались и ручкой персонально помахали.
Я ехала утром рано в понедельник от стоматолога, грустно вспоминая (тогда вчерашний) Праздник урожая в нашей деревне, когда я рассказывала, что в понедельник будет крестьянский бал и лучшие танцоры в деревянных башмаках станут на год королевско-кломповой парой. Так вот, покаещёкоролевская пара (дородные, важные, но улыбающиеся) сегодня утором мне и встретилась - в карете с сеном, за трактором катившейся.
(пустяк, который без записи в дневнике канет в лету - уже на следущий же день, в следущую неприятность - ту маленькую, с чайником).
Флору хотела полить, обнаружила фауну!
Не смогла определить, что за диво. Размером с 2 евро, но там множество разных размеров (возрастов?) обнаружила - целое поселение (больше десятка в одном цветочном горшке). Садоводы! у вас такие есть?
И без фото: у меня на мрамор каждую ночь (утром обнаруживаю) выползают мелкие-мелкие круглые улитки, если их смести в кучку получится полторы таких вот больших. Я их каждый день сметаю, каждое утро они опять россыпью лежат...
Большая неприятность To·tal·scha·den
Среда (16.10.2019), солнечное утро (подумала: какой красивый денёк!). Хорошо знакомая дорога на работу. Перекрёсток, для меня - зелёный. Скорость 70 км/ч, как разрешено. На красный въезжает Скорая с сиреной, я успела затормозить, ехавший за мной джип затормозил в мою немаленькую (слава Всевышнему!) БМВ. Удар в задний бампер такой силы, что впереди у меня выскочило радио, а багажник и огни сзади перестали быть пригодными.
Пошло-поехало: полиция, страховка наша, ремонтная мастерская, прокат автомобилей, страховка виновника, салон автомобилей БМВ, адвокат, снова прокаты автомобилей. Переписываюсь, отмечаюсь и созваниваюсь со всеми шестой день (хорошо хоть без медиков обошлось, только один молодой врач привёз в субботу бутылку лекарственного алкоголя)), так вот теперь недель шесть, пока не будет поставлена новая машина - славная старушка, которая служила нам 15 лет будет отправлена в металлолом (ремонт на 10 тысяч экономически невыгоден при рыночно-оценочной стоимости подержанных авто в 2,5 тысячи).
Это про персонально-автомобильную ситуацию на данный момент.
В ожидании звонков и продолжения (я дома) - про совсем другое - отвлекаясь, читаю (и возмущаюсь):
“В Кёльнский собор был запрещён вход «горбатыми, согбенными, одноглазыми, хромыми, глухими, заиками, паралитиками или отмеченными каким-либо другим физическим пороком, убийцами или клятвопреступниками, или когда-то объявленными вне закона, или ростовщиками». (Постановление кёльнского епископа по поводу спора между бургграфом и фогтом Кёльна (1169 г.). [1164 г.] // Средневековый город. №7, 1983)” пишет Пасынков Александр "Феномен ростовщичества" на странице 39.
Слышал звон, да не знает где он? В данном случае - не в Кёльнском же соборе, право слово! А за этим феноменальным “трезвонит” тоже самое Сергей Викторович Короткий ("Терминаторный менеджмент. Серия «Искусство управления»")!!
В цитируемом документе (постановлении) говорится об одной признанной привилегии вот так: “Далее в той же привилегии было сказано, что бургграфу и его преемникам принадлежит право допускать в скабинат, коллегию шеффенов, избранных предшествующими шеффенами (jn sede scabinatus locare Scabinos a Scabinis electos), при этом бургграф должен заранее предусмотреть, позаботиться и тщательно следить за тем, чтобы шеффены, каковых он должен допустить, не были горбатыми.../и т.д./”!
Уважаемые(не!) авторы не знают про европейскую традицию избирать городских чиновников (в частности, скабинов, как было, например, в XII веке и "в громадном Кёльне, и в провинциальном Андернахе", где действовали выборные коллегии скабинов, или шеффенов - судебных заседателей). Скабинат (от герм. skapan) — судебная коллегия, а не Кёльнский собор - как не стыдно только!
Меня же умиляет такое начало того документа, который теперь неправильно приводится:
“Во имя святой и нераздельной троицы. Филипп, божьей споспешествующей милостью архиепископ святой кёльнской церкви. Всем как будущим, так и ныне живущим навечно. Дабы то, что делается во времени, не сгинуло вместе со временем, должно быть изложено в словах свидетелей и увековечено в письменной записи. Посему мы желаем заявить для всеобщего сведения...” - вот посему и я желаю заявить для всеобщего сведения! (и не носить в себе эту авто-неприятность *Фотографировала для документации и "на прощанье")
Так и живём.
“Они же, посоветовавшись между собой, неохотно открыли свой ларец, … извлекли и показали нам некую quoddam priuilegium, текст которой, ввиду крайней ветхости, едва можно было рассмотреть…”
(вот так и я предъявляла молодому полицейскому с пистолетом над коленом свои “привилегии” и подом много “предъявлений” ещё дней десять рассылала((
Кстати уж: про Кёльн…
Выезжала-выручала коллегу. На главном вокзале подивилась “бестактным” отношением Кёльнских оформителей к осени.
У них листья ненатуральные! В листопад!
Не часто, но наведываюсь в Кёльн и нахожу забавное. Вот, к примеру, такое: историческоге здание универмага Haus Salomon (1914) по проекту местного архитектора (Georg Falck).
Сюжет узнаваем, да?
А вот ещё, по дороге за клиентами увиденное и заснятое (опять же: на память).
Сливаться с природой удобнее всего в дождь.
Афоризм, Дон-А
После дождя (как некстати!) 20 октября (воскресенье и гуляла), прогноз на 21-е, следующий день (дома, без дождя!):
“облака и случайные солнечные лучи сменяются и в основном сухо. От 16 до 19 градусов, в более высоких регионах Айфеля и Зауэрланда от 12 до 15 градусов. Преимущественно умеренный, отчасти свежий южный до юго-западного ветра с сильными (в отдельных ситуациях), иногда бурными порывами”.
Октябрь - то время, когда о погоде задумываешься (и клянёшь её) недовольно часто.
Когда нет экскурсий - хорошая погода и можно полюбоваться дарами осени. Праздник урожая какой-то в парке.
Осень в нашем парке (соседский, Бенрат) порадовала 22 октября прекрасным набором:
натюрморт "на подносе", "тарелка", "полка", "ассорти", "рассыпались", "рюши" и "ковёр".
Гриб-тарелка заинтересовал особенно: похож на опал!
Это Трутовик горбатый (как выяснилось при помощи “грибомании” в интернете) - распространён в Европе и Северной Америке, однолетний (иногда зимующий) сапрофит и обитает в лиственных и смешанных лесах на мёртвой древесине (пнях и валежнике), а иногда во мху (из-за этогоприобретает зелёный оттенок) лиственных пород (особенно на грабе и буке, реже на ольхе, берёзе и тополе), или собранными в группы пучками, либо одиночно. Трутовик горбатый не привередлив к климатическим условиям и окружающей среде, а его плодоношение начинается, почему-то, обычно лишь во второй половине лета, после чего продолжается уже почти до конца осени, а созревшие плодовые тела остаются зимовать и сохраняются до следующей весны.
А “рюши”?
Трутовик серый, или опалённый (Bjerkandera adusta) - часто встречаются в лесах (на сухостое, пнях, валежнике, реже на стволах живых ослабленных деревьев) - в виде тонких сидячих шляпок, полуотогнутые или распростёртые, расположенные черепицеобразными группами. Поверхность шляпки грязно-белая, пепельно-серая или желтовато-буроватая; на границе с гименофором проходит тонкая чёрная линия. Трубочки от пепельно-серых до серовато-чёрных, с очень мелкими округлыми или округло-угловатыми порами.
В воскресенье отправляется человек на лоно чуждой природы, чтобы, как говорится, отдохнуть душой и, как говорится, телом. … Видит он настоящую зелёную траву и так называемую необъятную даль полей и лесов, не говоря уже о голубых небесах непременного цвета лазури (с)
Мадонна на пне и среди камней.
Флора. Грибы, цветы и фрукты. Среди камней. На реке, на Дюссели.
Поднялись из долины “в горы”. Подходим и видим фруктовое дерево (на заповедных полях-долинах). Рядом - зубры. Но сейчас не о них, хотя тоже есть что)) Так вот: фрукты. Говорю: это мушмула. И мне возражают: нееет, это что-то другое. А я опять: мушмула, я специально узнавала. В Неандертали (и на западе Германии) их заметно много. Запоминайте! Хорошо, что я записываю (и смогу всегда восстановить в памяти, даже когда есть возражения).
Итак, царство грибов, видели Тянитолкая, коников-сивых-каурок, живой мост через Дюссель и…
Флора и фауна рассмотрены. Остановившись (на мосту над Дюсселью) в ландшафте нашли человека (чугунного) утопленника на дне её (там мелко)) - я его предполагала чуть ниже по течению - там, где сейчас стройка и приходится идти в обход).
Темнело, я не смогла сфотографировать (ищите на дне, примерно в середине - на фото). Найдёте “утопленную” чугунную отливку - фигура едва заметна, со временем она, вероятно, будет всё более и более скрытой в донных отложениях. Работа, омываемая проточной водой Дюссели, которая символизирует течение времени (и напоминает про “кануть в лету”) и воплощает безмятежную преданность стихиям, природе и ходу истории. На фоне долины Неандерталь, которая относится к доисторическому обитанию, скульптура одновременно выступает как археологическая находка будущего, которая тоже будет свидетельствовать о существовании человечества («бытии»).
Это англичанин Энтони Гормли "фиксирует зримое присутствие человека в мире, обращаясь для этого к древней и наиболее «вещественной» форме — скульптуре. В то же время Гормли не боится спорить с классиками: он считает, что в какой-то момент искусство скульптуры пошло по неверному пути, пытаясь зафиксировать в инертном, тяжелом материале ускользающие моменты, быстрые движения, эмоции и состояния.
«Самый главный для меня источник вдохновения в греческом искусстве — тот момент, когда курос делает полшага вперед. Дискобол интересует меня гораздо меньше. Дискобол — начало большой ошибки, которая, по моему мнению, состоит в попытках остановить мгновение в мраморе. Это ошибка, потому что высшая ценность скульптуры — в ее статике, неподвижности, молчании, в ее способности управлять нашим движением и останавливать нас на мгновение, чтобы мы могли оценить её тихую стабильность».
Главная тема всего творчества художника — самая что ни на есть классическая: человеческое тело и его положение, координаты в окружающем пространстве. Для максимально точного определения этих координат Гормли снимает гипсовые слепки с живых моделей, а в последнее время чаще применяет более совершенную технологию компьютерного трехмерного сканирования..."
Этот скульптор не ставит перед собой задачи достижения максимальной натуралистической достоверности: "Напротив, он отказывается от всех лишних деталей, от передачи особенностей поверхности и фиксирует лишь два базовых признака — пропорции тела и его положение в пространстве".
(рассказано в статье Энтони Гормли: переосмысление классики и возвращение телесного начала в скульптуру. / автор: Кочеткова Екатерина Сергеевна — кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник. Московского гос. университета имени М. В. Ломоносова)
Это запомнилось так: в последнее воскресенье была на природе (и не было дождя!) - про то, как я не снимаюсь (безвозмездно, то есть даром - не надо) в n-ти-ви-программах, а гуляю по истории и ландшафтам (душевно) и рассказываю об этом, а также о том и о сём - уже поведала!
Из ярких красок природы в городе - один снимок.
Прекрасный Сумах пушистый или оленерогий (rhus typhina, известен под названием уксусного дерева)!
И пару гингко из Урденбаха. Фотографирую. Подходит мужчина, садится в машину. Я ему: “Это Ваше дерево? Оно такое замечательное!” Отвечает: “Не моё, хоть оно действительно прекрасно!”
Экскурсии для своих
Две клубных экскурсии в октябре: после (дождливого) Урденбаха был (тоже дождливый) Ангермунд. По хорошему если, то оба района - деревенские, но они отличаются друг от друга очень.
Фотографий из дождливого (урожайно-праздничного) Урденбаха в этом году нет. Зонт (и в один момент стаканчик с кофе) в замёрзших руках не располагали. Одна экскурсантка сделала милые фото (я видела в инстаграме: ☔️🍁🧶🍂🥬🥦🥕! Урденбах - это на юге Дюссельдорфа.
С 1929 и до 1975 года северным пограничным районом был Кайзерсверт, пока не добавили Виттлар, Калькум и Ангермунд теперь Ангермунд - пограничный (с Дюйсбургом).
В Кайзерсверт и Виттлар уже водила, в Калькум собиралась, в Ангермунд сходили в октябрьский непогожий воскресный день. Вот этот флоральный-натуральный настенный рисунок (с лёгкой оттенённостью!) очень приглянулся.
Почему и что хотела рассказать на этой экскурсии “для своих” рассказала уже по “горячим следам”.
В день экскурсии - прогноз на 90% дождь, пусть и мелкий. На этой неделе проходит самая крупная выставка в мире К. Пластмассы и полимеры, пластик то есть, о котором все сейчас очень горюют.
Но был тёплый день в середине октября - с загоранием в садике и розовым игристым:)
А так я прогулялась по округе. Будний день (у меня нерабочий, мини-отпуск), окраина города (деревенская), осень, хорошая погода.
Фрагменты главного памятника Деревни, урожайный декор, палисадники в стиле "заброшенный сад", пальмы и грибы, гранаты и гингко, чёрный (неразгаданный пока) цветок и магония, стриженные деревца, старые и новые дома, гараж с кованными украшениями, пампасы и грибы под берёзой, фахверк в реале и на упаковке для яиц.
Как не любить мне эту землю? (с)
25.10.2019. Фиксирую: старой машины больше нет (у нас, в реестре) - сегодня забрала "предварительную" новую (у неё пробег 275 км) ВМВ, такой сервис предложил нам наш продавец (дай бог ему крепкого здоровья и успеха в делах), через шесть недель у нас будет новая машина, а пока я начинаю отвыкать от старой (ищу её на стоянках)... Пили джин-тоник за новые транспортные дела (надо же как-то преодолевать трудности и проблемы).
За бортом - 20 градусов тепла. Золотая осень. Так как у меня есть в запасе одна "золотая" осенне-октябрьская картинка, пусть будет (наша не такая, а чёрная металлик) - это авто будоражило новости Дюссельдорфа в октябре (и встретилось мне впритык перед аварией): говорят, что нельзя ездить по городу в золотом, ослепляет.
Конец октября
Смотрите - краткое содержание художественно-документального "кино": вещи, жизнь, книги, деньги, знаки, годы. выпивка, свет.
Пятница: вместо ботаники - чтение.
Суббота: вместо чтения - уборка.
Воскресенье: вместо ти-ви - прогулка.
Записано в последнюю октябрьскую субботу (и мысли про - в прямом и переносном смысле - вчера-сегодня-завтра), с картинками про домашний субботник (уборка же тоже может быть документальным кино). Стирку и мытьё полов не покажу, а вот что убрала из старой машины и отложила на пару недель до новой - покажу.
Детально. Особенно мелочь: монетки (забрала из авто, они там были "на всякий случай"-ные - их положу в декабре в новое)) хочется разглядывать и задумываться о каждой мелочи. Лицо авто-матрёшки размером с евроцент, она стоит с деревцем (дуба?)
Это из авто-аптечки (была просрочена в марте прошлого года).
И сенсация "вчера-сегодня", суть которой в следующем: для новой машины заказала вчера (во второй половине дня) номера, сегодня (не прошло и 24 часа!) они у меня, можно даже "обмыть" и убрать до 12.11.2019 (а тогда снова обмыть, потому что Н+Т из D будут праздновать тридцателетнюю давность 1989 года)).
А на день рожденья мужа был выход в наш “праздничный” ресторан с видом на Рейн. Меню (там на выбор есть четыре варианта по 39 евро): утиный паштет, рыба с виноградом (вкусно и большущая порция!) на савойской капусте) и мороженое из каштана (пуддинг Нессельроде!).
Прекрасное меню. В день, полный стрессовых ситуаций. Возвращались домой, авто (напрокатное) предупреждало звонком, что за бортом только +3!
Закат же во второй половине октября красивый был. И тепло.
И в целом без дождя даже месяц закончился (ноябрь начался с дождя - 1 ноября я записываю октябрь в альбом, так как это свободный-и-дождливый день).
И книги
(убрала на полку которые, вместо того, чтобы читать).
Об искусстве (оп-арт) и людях. Их я купила в октябре у букинистов (буду рассказывать ещё).
Октябрь мне достался в этом году тяжело. Придавило усталостью от личных событий (надо делать выводы и справляться с усталостью).
Спрашивается:
Как жизнь?— Бьёт ключом. И всё по голове (с)
Ошибочно этот ответ считается фольклорным выражением. А фраза эта (которую мама моя часто употребляла) принадлежит поэту, юмористу и сатирику, автору многих афоизмов Дону Аминадо (псевдоним Аминада Петровича Шполянского, 1888—1957).
А вот ещё очень симпатичные:
• Невозможно хлопнуть дверью, если тебя выбросили в окно.
• Объявить себя гением легче всего по радио.
• Не так опасно знамя, как его древко.
• Оскорбить действием может всякий, оскорбить в трёх действиях — только драматург.
• Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому — над словарём.
Задуматься есть минутка-другая (третья и четвёртая) о книгах и жизни (с ними и вообще) авторов. Вот что пишет Зинаида Гуппиус:
Дон Аминадо. Нескучный Сад / Париж, изд. «Дом Книги», 1935
"Всякая книга, книга стихов в особенности, часть жизни и души человека, ее создавшего. Напомню об этой банальной истине, чтобы подчеркнуть: никакая критика невозможна, если смотреть только на страницы книги, на слова и сочетания слов или даже на мысли, ими выраженные; необходимо все время вглядываться в лицо человека, за словами и мыслями стоящего, сквозь них догадываться о нем, пытаясь понять почему и отчего он написал те или другие строки. Только при этом можно с некоторой уверенностью определить, какие строки и страницы более удачны, какие менее; и... не судить книгу, ибо критика не есть суд (это очень важно, что она не суд!), а сказать о ней, что она такое. Эта человеко-литературная критика одна интересна. О той же литературе, за которой не сквозит живой образ, лучше не писать совсем, подождать.
Читатели тоже, хотя бессознательно, ищут цельный облик писателя. Но часто создают себе неверный. Кажется, это случилось с поэтом Дон-Аминадо. Эмиграция привыкла, за 15 лет, встречать, развертывая газету, его остроумные стихотворные строки, и не напрасно считает, что он, как юморист, незаменим. Но... кто он, по существу? Юморист ли только? Я отвечаю — нет; но почему же его сущность так мало проявляется в его писаниях и как ее определить? Поэтическая лирика, лирическая сатира? Все не точно, лучше примером. У нас тьма кандидатов в современные Лермонтовы, еще больше в Феты; кандидатов в современные Некрасовы — ни одного. Дон-Аминадо был когда-то «задуман» (если можно так выразиться) — как поэт некрасовского типа. Трудно сказать, исполнил ли бы он себя «задуманного» при других условиях, или все-таки нет; во всяком случае, при данных, не исполнил. Пожалуй, он и сам это знает. Поэтому, у него, в тех строках, где он вдруг забывает или, от усталости, не хочет «смешить», слышится особая, вечно-человеческая грусть, — «грусть-тоска», как поется в русской песне. Читатели ничего этого не видят, да и не заботятся. Да, может быть, и правы, не заботясь: они получают от Дон-Аминадо все, чего ждут и что привыкли получать. К тому же и сам поэт как будто хочет быть обращенным к читателям именно данной стороной своей, заботливо прикрывая другое в себе. Делает он это намеренно или, теперь, уже невольно? Не знаю. При малейшем внимании многое можно открыть в стихотворениях «Нескучного сада», даже в самом заглавии книги. О каком саде речь? Или о саде в той волшебной стране, где живет сердце поэта, где... — но как рассказать это? -
И снежный прах, и блеск слюды,
И парк Петровско-Разумовский,
И Патриаршие Пруды,
И на облупленных карнизах,
На тусклом золоте церквей.
Зобастых серых, белых, сизых
Семья арбатских голубей.
...
Обстоятельства — серьезная вещь, не будем к ней легко относиться. Только зеленая юность, не понимающая реальности, может еще крикнуть: «не к обстоятельствам приспособляться, а обстоятельства к себе приспособлять». И только во сне может приснится дерзкий вопрос: а что если с ними не считаться? Наяву же мы все склоняем голову перед силой обстоятельств. А сила их, сегодня, для русских эмигрантов, особенно велика. Где уж тут разбирать, как из нас кто «задуман»? Счастлив сумевший остаться хоть приблизительно в своем ремесле. Дон-Аминадо из этих редких счастливцев. Ему даже повезло, и своего «везения» он вполне достоин. Он оказался нужным, т.е. вот эта его сторона, злободневный юмор, или нотка сентиментальности, отвечающая настроениям, блестящее, порою, остроумие, при способности к стихосложению удивительной. В стихах его чувствуется даже мастерство, что, пожалуй, уже роскошь, которую не все оценят. Способность же слагать стихи легко и быстро дала ему возможность исполнять внешние условия задачи, — писать постоянно, писать каждый день. Чутко понял стихотворец и внутренние условия этой принятой на себя задачи: его юмор нигде не переходит в сатиру; он осторожен и никого не ранит.
...
Дон-Аминадо не один. Кто не встречал того или другого человека-писателя, даже из молодых, очень серьезно «задуманного», с блестящими данными, и — по нашим обстоятельствам, ищущего утвердиться на «ходком» амплуа? Найдя, он его добросовестно выполняет и незаметно перерождается.
Не только упрекать нельзя таких людей-писателей, их и жалеть нельзя: некому жалеть, все мы такие же, все под обстоятельствами. Позавидовать, разве, тем, к кому они, как к Дон-Аминадо, милостивее: все-таки ремеслом заняты.
Но, конечно, бывают минуты: «посмотришь с холодным вниманьем вокруг», и подымется что-то вроде досады, досадливой тревоги: и за Дон-Аминадо, и за других; за все ценное, зря пропадающее. И куда оно, и зачем пропадает?"
Вот ещё читаю и процитирую (в сокращении, что особенно подходит к мыслям) читаемое:
"I
Есть блаженное слово - провинция...
Столицами восторгаются, восхищаются, гордятся.
Умиляет душу только провинция.
Небольшой городок преисполняет сердце волнующей нежностью, сладкой болью...
- Потерянный, невозвращенный рай!
Накрахмаленные абоненты симфонических концертов, воображающие, что они любят и понимают музыку, церемонно аплодируют прославленным дирижёрам, великим мира сего.
Но в Царствие небесное будут допущены только те, кто не стыдился невольно набежавших слез, когда под окном играла шарманка, в лиловом бреду изнемогала сирень...
II
Держался город на трех китах: Вокзал. Тюрьма. Женская гимназия.
Шестое чувство, которым обладал только уезд, было чувство железной дороги.
...Раздавался пронзительный свисток машиниста, а начальник станции, в красной фуражке, высоко и многозначительно подымал свой фонарик, и длинный поезд, огибая водокачку, тюрьму и женскую гимназию, исчезал за шлагбаумом, в сумерках короткого осеннего дня.
И все это было. И вот ничего и нет. А может быть ничего и не было, и был это только сон, шестое чувство железной дороги, призраки, тени, запоздалые стихи Александра Блока.
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели.
Молчали жёлтые и синие,
В зелёных плакали и пели.
III
От вокзальной площади - самый вокзал, как некий форум стоял на возвышении, - причудливыми зигзагами разбегались вниз неповторимые, непроходимые, непостижимые, то заходившие в тупички, то друг дружку обгонявшие и пересекавшие,... улицы.
...И вот прошли и пробежали годы, и уж и целое столетие мохом проросло, а они все те же, и улицы, и мостовые, в первозданной своей красе, в трогательном своём убожестве, в нетронутом целомудрии.
А на окраине города - Казённый сад, с высокими украинскими тополями, а под сенью тополей выщербленные от времени скамейки, и вырезанные на них перочинным ножом дни, месяцы, годы, вензеля, имена, инициалы, и пронзённые стрелой отлюбившие, перегоревшие, испепелённые сердца.
IV
Достопримечательностью города была, конечно, деревянная каланча, венчавшая старое, унылое здание городской Думы, выкрашенное безнадёжной охрой...
На самой вышке, обведенной незамысловатой решётчатой оградой, с утра до вечера, и с вечера до утра, равномерно, как маятник, взад и вперёд, во всём своем непревзойдённом величии, шагал тот самый красавец-пожарный, без которого не было бы ни города, ни уезда, ни красоты, ни легенды.
Важно было знать и чувствовать, что изо дня в день, из года в год, и во все четыре времени года, чей-то зоркий, прилежный и неусыпный взор оберегает от злой беды всю эту суматошную, кропотливую, как везде и всегда вероятно нелепую, по своему несправедливую, но по своему и по особенному уютную, и в беззащитной малости своей столь сумбурную и первобытную, и не потому ли трижды милую, разлаженную, налаженную, провинциальную жизнь!..
...Ведь, как ни хитри, как одно к другому не подгоняй, а истории не переделаешь. И факт остается фактом: /сюда/ римские легионы так и не дошли, и никаких виадуков в наследие грядущим векам не оставили.
А жить хотелось красиво!..
V
Главных улиц в Новограде было две.
Дворцовая и Большая-Перспективная.
Одна - чинная, аристократическая, для праздного гуляния и взаимного лицезрения.
Другая - торговая, шумная, несдержанная, и, невзирая на своё обещающее наименование, без всякого даже слабого намёка на Перспективу.
Задумываться об этом никому и в голову не приходило, а такое замысловатое слово, как урбанизм, ни в каком еще словаре и найти нельзя было.
Но, конечно, какое-то глухое соперничество, невольный антагонизм, смешанный с инстинктивным, молчаливым, но обоюдным презрением, упорно и неискоренимо существовал между двумя этими новоградскими артериями.
Особенно подчёркивали эту рознь извозчики..."
Это Дон-Аминадо живопишет, в книге "Поезд на третьем пути" (я сократила).
Да потому, что прекраснее про нашу жизнь не напишешь! Вот ещё, про театр:
"Театр был выкрашен в ярко-розовый цвет, на фронтоне золотыми буквами так и было начертано: Храм Мельпомены.
А под сим пояснение: театр отставного ротмистра Кузмицкого.
...
Внутри театра всё было, как надо. И вестибюль, и длинное фойэ, и у каждого внутреннего входа в зал непроницаемые контролёры, - и в провинции их называли билетерами.
...
Отчёты и театральные рецензии могли взбудоражить самое спокойное и насыщенное воображение.
Стиль был приблизительно такой: "...прелестная Жданова-Нежданова в роли Маргариты Готье художественно изобразила знаменитую сцену конвульсий в последнем акте!.. Смерть от чахотки буквально заразила весь театр. Вообще вся труппа была на высоте, чего нельзя сказать о погоде... По окончании спектакля пошёл проливной дождь, что, впрочем, нельзя поставить в вину директору труппы, г. Эльскому".
...
Всё в этом несомненном храме было ловко и тонко обдумано.
И знаменитая, спускавшаяся с потолка люстра в лирах и амурах; и вышка раёк - галёрка, с широковещательными надписями на каждом столбе, вроде: "Просят плевать в плевательницу" или: "Во время представления строго воспрещается опираться на соседей", и неприступного вида билетеры в потрясающих униформах с золотыми пуговицами и аксельбантами; и две настоящие древнегреческие маски из растрескавшегося гипса, одна - Афины-Паллады, над входом в помещение "Для дам", и другая маска Юпитера-Громовержца над входом в помещение "Для мужчин"; и, наконец, театральный буфет с прохладительными напитками - оршадом, лимонадом, сельтерской водой с сиропом, пивом..."
Книга так начинается, о которой Феликс Медведев сообщает: "первый раз мемуары Дон-Аминадо "Поезд на третьем пути" вышли в прекрасном зарубежном издательстве имени Чехова в Нью-Йорке. Выпустив десятки замечательных книг, как правило, русских авторов, оно, к сожалению, прекратило свое существование.
Свою первую эмигрантскую книгу (Париж, 1921) Дон-Аминадо назвал "Дым без отечества". Блистательно обыграны замечательные грибоедовские строки. Что ж, рискну продолжить лингвистическую игру: да, "перемол" истории продолжается, наше отечество в дыму пожарищ и перестроек. Этот дым потихоньку развеется. И тогда в полном блеске своих талантов, книг, трагических судеб предстанут перед нами блудные сыны отечества, оставшиеся русскими патриотами и в мировом рассеянии. Среди них и Дон-Аминадо, "роскошничавший своим даром"".
И там же (в послесловии) можно узнать об авторе: Марина Цветаева в письме к нему, опубликованном журналом "Новый мир" (1969 год), утверждала: "В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем их серьёзе...".
Этого Дон-А "поддерживал Бунин, они дружили, подолгу общались. В ...исследовании "Устами Буниных" довольно часто встречаются упоминания о разного рода встречах, обедах, разговорах. Запись от 5 января 1942 года мне показалась особенно характерной: "Подумать только: 20 лет, 1/3 всей человеческой жизни пробыли мы в Париже! Барятинский, Аргутинский, Кульман, Куприн, Мережковский, Аминад. Все были молоды, счастливы"...
Книга Дон-Аминадо "Поезд на третьем пути" - одна из замечательнейших русских книг-воспоминаний XX века. Своеобразная по тону,- это как бы "фельетон" вместо мемуаров, иронически беспощадная и, по существу, грустная книга, в которой множество живых подробностей и характеристик "дел и дней" литераторов в России и затем в изгнании".
"Послесловие" всё того же поэта-эммигранта Дон-Аминадо (1935):
Жили. Были. Ели. Пили.
Воду в ступе толокли.
Вкруг да около ходили.
Мимо главного прошли.
(это прям про “съё(не)мочный” эпизод октября))